Я подождал, пока Дордия кончит. Потом поднял одного красноармейца:
- Ты знаешь, что такое Родина?
- Знаю, товарищ комбат.
- Ну, отвечай...
- Это наш Советский Союз, наша территория.
- Садись.
Спросил другого:
- А ты как ответишь?
- Родина - это... это где я родился... Ну, как бы выразиться...
местность...
- Садись. А ты?
- Родина? Это наше Советское правительство... Эта... Ну, взять, скажем,
Москву... Мы ее вот сейчас отстаиваем. Я там не был... Я ее не видел, но
это Родина...
- Значит, Родины ты не видел?
Он молчит.
- Так что же такое Родина?
Стали просить:
- Разъясните!
- Хорошо, разъясню... Ты жить хочешь?
- Хочу.
- А ты?
- Хочу.
- А ты?
- Хочу.
- Кто жить не хочет, поднимите руки.
Ни одна рука не поднялась. Но головы уже не были понурены - бойцы
заинтересовались. В эти дни они много раз слышали: "смерть", а я говорил о
жизни.
- Все хотят жить? Хорошо.
Спрашиваю красноармейца:
- Женат?
- Да.
- Жену любишь?
Сконфузился.
- Говори: любишь?
- Если бы не любил, то не женился.
- Верно. Дети есть?
- Есть. Сын и дочь.
- Дом есть?
- Есть.
- Хороший?
- Для меня не плохой...
- Хочешь вернуться домой, обнять жену, обнять детей?
- Сейчас не до дому... надо воевать.
- Ну а после войны? Хочешь?
- Кто не захочет...
- Нет, ты не хочешь!
- Как не хочу?
- От тебя зависит - вернуться или не вернуться. Это в твоих руках.
Хочешь остаться в живых? Значит, ты должен убить того, кто стремится убить
тебя. А что ты сделал для того, чтобы сохранить жизнь в бою и вернуться
после войны домой? Из винтовки отлично стреляешь?
- Нет.
- Ну вот... Значит, не убьешь немца. Он тебя убьет. Не вернешься домой
живым. Перебегаешь хорошо?
- Да так себе.
- Ползаешь хорошо?
- Нет.
- Ну вот... Подстрелит тебя немец. Чего же ты говоришь, что хочешь
жить? Гранату хорошо бросаешь? Маскируешься хорошо? Окапываешься хорошо?
- Окапываюсь хорошо.
- Врешь! С ленцой окапываешься. Сколько раз я заставлял тебя накат
раскидывать?
- Один раз.
- И после этого ты заявляешь, что хочешь жить? Нет, ты не хочешь жить!
Верно, товарищи? Не хочет он жить?
Я уже вижу улыбки, - у иных уже чуть отлегло от сердца. Но красноармеец
говорит:
- Хочу, товарищ комбат.
- Хотеть мало... желание надо подкреплять делами. А ты словами
говоришь, что хочешь жить, а делами в могилу лезешь. А я оттуда тебя
крючком вытаскиваю.
Пронесся смех, первый смех от души, услышанный мною за последние два
дня. Я продолжал:
- Когда я расшвыриваю жидкий накат в твоем окопе, я делаю это для тебя.
Ведь там не мне сидеть. Когда я ругаю тебя за грязную винтовку, я делаю
это для тебя. Ведь не мне из нее стрелять. Все, что от тебя требуют, все,
что тебе приказывают, делается для тебя. Теперь понял, что такое Родина?
- Нет, товарищ комбат.
- Родина - это ты! Убей того, кто хочет убить тебя! Кому это надо?
Тебе, твоей жене, твоему отцу и матери, твоим детям!
Бойцы слушали. Рядом присел политрук Дордия, он смотрел на меня,
запрокинув голову, изредка помаргивая, когда на ресницы садились пушинки
снега. Иногда на его лице появлялась невольная улыбка.
Говоря, я обращался и к нему. Я желал, чтобы и он, политрук Дордия,
готовивший себя, как и все, к первому бою, уверился: жестокая правда войны
не в слове "умри", а в слове "убей".
Я не употреблял термина "инстинкт", но взывал к нему, к могучему
инстинкту сохранения жизни. Я стремился возбудить и напрячь его для победы
в бою.
- Враг идет убить и тебя и меня, - продолжал я. - Я учу тебя, я требую:
убей его, сумей убить, потому что и я хочу жить. И каждый из нас велит
тебе, каждый приказывает: убей - мы хотим жить! И ты требуешь от товарища
- обязан требовать, если действительно хочешь жить, - убей! Родина - это
ты. Родина - это мы, наши семьи, наши матери, наши жены и дети. Родина -
это наш народ. Может быть, тебя все-таки настигнет пуля, но сначала убей!
Истреби, сколько сможешь! Этим сохранишь в живых его, и его, и его (я
указывал пальцем на бойцов) - товарищей по окопу и винтовке! Я, ваш
командир, хочу исполнить веление наших жен и матерей, веление нашего
народа. Хочу вести в бой не умирать, а жить! Понятно? Все! Командир роты!
Развести людей по огневым точкам.